Гилберт Кийт Честертон Опции

[Евгений А]

"Скромность уходит корнями в самую естественную глубь бытия. Дичатся, робеют, замыкаются те, кто проще всех, — дети, дикари, даже звери. Скрывать хоть что-то — первый из уроков природы. Жить, вывернув кишки наружу, неестественно и нелегко. Для истинного самовыявления нужна истинная скромность, и как ни усложнялись общественные и философские системы, люди не могли додуматься до полной принципиальной беззастенчивости, пока не дошли до нашей сверхцивилизованной жизни... Тех, кого заботит правда, а не мода, не собьёт с толку чушь, которой окутывают теперь всякое проявление раздражительности или распущенности. Те же, кто видит не правду и ложь, а модное и немодное - несчастные жертвы слов и пустой формы.. Никто не может быть «свободным любовником» — или ты предатель, или ты связан. Любовь стремится себя связать...
Теперь считают, что «развиваться» значит «сметать различия», «отбрасывать догмы». На самом же деле, развиваясь, разум должен узнавать и усваивать всё больше убеждений и догм. Когда же, в припадке утончённого скепсиса, мы отвергаем доктрины, бросаем системы и говорим, что переросли догму, — словом, когда мы, сочтя себя богами, смотрим на всё и вся, ни во что не веря, — мы сползаем на уровень низших животных или даже травы. У деревьев нет доктрин. Репа на редкость беспристрастна...
Почему-то считают, что отсутствие убеждений даёт уму живость и свободу. Это не так. Тот, кто во что-нибудь верит, ответит точно и метко, ибо оружие его при нём, и мерку свою он приложит в мгновение ока. Глубоко убеждённый человек кажется странным, ибо он не меняется вместе с миром. Миллионы людей считают себя здравомыслящими, потому что они успевают заразиться каждым из модных безумий; вихрь мира сего втягивает их в одну нелепость за другой...Частная вера так же немыслима, как частное солнце или частная луна... Человек бродит в поисках того восторга, который можно обрести только тогда, когда перестанешь бродить...
Мы спарили оккультизм с порнографией, материалистическую чувственность мы помножили на безумие спиритизма. Из Гадаринской легенды мы изгнали только Христа; и бесы, и свиньи — с нами... Слишком трудно награждать успехом хороших людей; куда легче считать хорошими преуспевших, что и делают наши газеты и наши дельцы...
Всякий знает, что Ницше проповедовал учение, которое сам он и все его последователи считали истинным переворотом. Он утверждал, что привычная мораль альтруизма выдумана слабыми, чтобы помешать сильным взять над ними власть. Не все современные люди соглашаются с этим, но все считают, что это ново и неслыханно. Никто не сомневается, что великие писатели прошлого — скажем, Шекспир — не исповедовали этой веры потому, что до неё не додумались. Но откройте последний акт «Ричарда Третьего», и вы найдёте не только всё ницшеанство — вы найдёте и самые термины Ницше. Ричард-горбун говорит вельможам: Что совесть? Измышленье слабых духом, Чтоб сильных обуздать и обессилить. Шекспир не только додумался до ницшеанского права сильных — он знал ему цену и место. А место ему — в устах полоумного калеки накануне поражения. Ненавидеть слабых может только угрюмый, тщеславный и очень больной человек — такой, как Ричард или Ницше..."

Гилберт Кийт Честертон

*

[Ксения]

"Те, кто считает христианство узким и фанатичным, обречены на вечное удивление. Мы - аскеты и воюем с аскезой; мы - наследники Рима и воюем с Римом; мы монотеисты - и бьемся с монотеизмом. Загадку христианства не разрешишь, назвав его нелепостью. Если оно нелепо, почему же оно кажется разумным миллионам здравомыслящих людей, несмотря на все перемены без малого двух тысячелетий? Я нахожу одну разгадку: потому что оно не нелепо, а разумно. Если христиане - фанатики, они фанатично защищают разум, обличают глупость. Только этим я могу объяснить, почему наша вера так свободна и так тверда, почему она не желает принимать помощи от сил, которые на первый взгляд, важны для ее существования; почему так строга к идеям, которые так же на первый взгляд, очень близки к ней; почему знает все чаяния века и всегда умеет встать над ними; почему никогда не говорит того, что от нее ждут, и никогда не отказывается от своих слов. Все это возможно только в одном случае: как Паллада из головы Зевса, она вышла из разума Господня целостной, зрелой, сильной, готовой к суду и битве."
Гилберт Кийт Честертон "Вечный человек". 1925 г.