Поэзия сердца, Пишите ли вы стихи? Опции

[Владимир]

"ОРЕЛ ШЕСТОГО ЛЕГИОНА"
Пусть я погиб у Ахерона *,
Пусть кровь моя досталась псам –
Орёл шестого легиона,
Орёл шестого легиона
Все так же рвётся к небесам!

Все так же храбр он и беспечен,
И, как всегда, неустрашим.
Пусть век солдата быстротечен,
Пусть век солдата быстротечен.
Но вечен Рим, но вечен Рим.

* * *
Нам кровь, мозоли, пот не в тягость,
На раны плюй – не до того.
Пусть даст приказ Тиберий Август,
Пусть даст приказ Тиберий Август –
Мы точно выполним его.

Под палестинским знойным небом,
В сирийских шумных городах
Предупреждение «quos ego»,
Предупреждение «quos ego»
Заставит дрогнуть дух врага.

Сожжен в песках Иерусалима,
В волнах Евфрата закален,
В честь императора и Рима,
В честь императора и Рима Шестой шагает легион!

Пусть я погиб у Ахерона*,
Пусть кровь моя досталась псам –
Орел шестого легиона,
Орел шестого легиона
Все так же рвётся к небесам!

[Ваня]

хотя бы ты и сияала как луна
то была бы не так смешна
но смех без причины твой
наводит на меня чужой вой
и сразу я тебе сказать не мог
что занемог вчера пирог
из щебета пташек
и линий ромашек
и небо сияло над нами
и плыли мы в край со снами
и сидел ли в траве
или в отраве лежал
все без иных
все ли отсюда
безобразно согреет
осенним ветром
нашими глазами реет
по устам и проводам
по лиловой чешуе
и стаями по водам
по линии чешут
и открытые зеркала медвежьей лапы
и полночные храпы

[Марина]

ГОМЕР ВСЕ НА СВЕТЕ ЛЕГЕНДЫ ЗНАЛ...
Р. Киплинг. Перевод А. Щербакова

Гомер все на свете легенды знал,
И все подходящее из старья
Он, не церемонясь, перенимал,
Но с блеском, - и так же делаю я.

А девки с базара да люд простой
И все знатоки из морской братвы
Смекали: новинки-то с бородой,-
Но слушали тихо - так же, как вы.

Гомер был уверен: не попрекнут
За это при встрече возле корчмы,
А разве что дружески подмигнут,
И он подмигнет - ну так же, как мы.

[Ваня]

вышел из дома не зная куда
и откуда вышел тоже не зная
и что потом делать и куда идти
и как потом назад прийти
А люди то не могут знать
Как тебе твой дом показать
И потому то лучше не забывать
Как к дому прибывать
Яркие красные кусочки ткани
Будут оповещать
Если будешь забывать

[Странник]

играли мы в хабаде
сидели и играли
не говорили о беде
давным давно не спали
вот звонкий хор
он слышен всюду
раскинула песня свой взор
и как сильно мы возрадовались чуду
небесные мелодии
звучали тихо в воздухе
тонули словно в пухе
словесные мелодии
баталии плывучие
серебрянные дали
и мы таки могучие
сидели и пылали.

[Татьяна Родионова]

Мокнут под дождем бесцветные воспоминания
На чердаке несуществующие эмоции в коробках
По тревожным островам сознания
Летят они в квадратных [скобках]
Ветер швыряет черепицу
Как крупицу
на крыше
Время становиться все выше
и выше
взирают на нас там – свыше
– тише!
Чтобы услышать , надо молчать
Чтобы услышать
Как в воде бесцветные воспоминания кричат
Как по тревожным островам сознания
несуществующие эмоции летят
как воздух глотает квадратные стоны
под грузом полночной звездной тонны

Вань, если бы я была редактором вашей книги. я бы сделала эту книгу одного вот этого стихотворения. остальные как-то.... ну, скажем, не дожаты.

[Странник]

еще до кондиции дойдут..

[Ксения]

удалено модератором. Сайнту предупреждение - выбирайте стихи и выражения. Нет. тогда лучше вообще не лезьте сюда.

[Saint]

уважаемый модератор, незнаю что вам почудилось в моем стихе плохого, но впредь прошу уважать чужое чувство красивого, с уважением(как бы)

[Егор Комаров]

мы уважаем (как бы)
Эй, брат модер!

[Ксения]

уважаемый модератор, незнаю что вам почудилось в моем стихе плохого, но впредь прошу уважать чужое чувство красивого, с уважением(как бы)

А где там красивое? это лишь слабые потуги на поэзию, вам почудилось.... , проанализируйте лучше свое "чувство красивого", может вам с ним не сюда?
Прочтите лучше это:

Тому кто жив и брошен в темный склеп,
Видны края расписанной гробницы:
И Солнца челн, богов подземных лица,
И строй земли: в полях маис и хлеб,

Быки идут, жнет серп, бьет колос цеп
В реке плоты, спит зверь, вьют гнезда птицы, -
Там видит он из складок плащаницы
И смену дней, и ход людских судеб.

Без радости, без слез, без сожаленья
Следить людей напрасные волненья,
Без темных дум. без мысли "почему?",

Вне бытия, вне воли, вне желанья,
Вкусив покой, неведомый тому,
Кому земля - священный край изгнанья....

[Saint]

уважаемый модератор, незнаю что вам почудилось в моем стихе плохого, но впредь прошу уважать чужое чувство красивого, с уважением(как бы)

А где там красивое? это лишь слабые потуги на поэзию, вам почудилось.... , проанализируйте лучше свое "чувство красивого", может вам с ним не сюда?
Прочтите лучше это:

Тому кто жив и брошен в темный склеп,
Видны края расписанной гробницы:
И Солнца челн, богов подземных лица,
И строй земли: в полях маис и хлеб,

Быки идут, жнет серп, бьет колос цеп
В реке плоты, спит зверь, вьют гнезда птицы, -
Там видит он из складок плащаницы
И смену дней, и ход людских судеб.

Без радости, без слез, без сожаленья
Следить людей напрасные волненья,
Без темных дум. без мысли "почему?",

Вне бытия, вне воли, вне желанья,
Вкусив покой, неведомый тому,
Кому земля - священный край изгнанья....

эсли ты, ксюша, объективно обьясниш мне чем этот стишок красивее чем мой, то я уверую в бога, клянусь фрейдом

[Ксения]

эсли ты, ксюша, объективно обьясниш мне чем этот стишок красивее чем мой, то я уверую в бога, клянусь фрейдом

Объективно я ничего не буду объяснять.
предлагаю с такими стихотворными творениями самовыражаться в других местах, например, на форуме любителей фрейда или ницше. Там оценят.
Скажем так: стихи не в тему и, пожалуйста, не надо превращать форум в "помойку".
Так что, голубчик - такова твоя судьба и моя злая модераторская воля.

[Редрик Шухарт]

В полночь я вышел на прогулку,
Шел в темноте по переулку,
Вдруг вижу дева в закаулке стоит в слезах.
Где, говорю, тебя я видел, кто мне скажи тебя обидел,
Забыл тебя.

Ты Орландина , ты судьба моя,
Признайся мне, что я узнал тебя-
Да это я...
Да мое имя Орландина, да Орландина Орландина
Знай Орландина Орландина, зовут меня.

Где, говоришь меня ты видел,
Знаешь, что сам меня обидел,-забыл меня-
Но для тебя забуду слезы я,
Пойду с тобой, коль позовешь меня _буду твоя.

Ах, как хочу тебя обнять я,
Поцаловать, рука под платье.
Ну так приди в мои обьятья....
И в этот миг!!!
Шерстью покрылся лоб девичий
Красен стал глаз, а голос птичий.

И волчий лик- меня чудовище схватило
И сладострастно испустило-мерзостный крик...
Видишь ли я не Орландина,
Да я уже не Орландина
Знай я совсем не Орландина-я люцифер.

Видишь в моих, теперь ты лапах,
Слышишь ужасный серный запах,
И гул огня...
Так говорил он и вонзил он,
В мой бедный лоб свой древний медный зуб,
Сам сатана..............
(+Контрабас и альт)

[*Saint]

эсли ты, ксюша, объективно обьясниш мне чем этот стишок красивее чем мой, то я уверую в бога, клянусь фрейдом

Объективно я ничего не буду объяснять.
предлагаю с такими стихотворными творениями самовыражаться в других местах, например, на форуме любителей фрейда или ницше. Там оценят.
Скажем так: стихи не в тему и, пожалуйста, не надо превращать форум в "помойку".
Так что, голубчик - такова твоя судьба и моя злая модераторская воля.

боюсь тебя огорчить, но этот форум уже давно помойка

[Татьяна Родионова]

Да ладно тебе, не сгущай краски. Нормально все у нас. дай ссылку на непомоешный форум. Просто очень интересно, что ж ты все-таки ценишь?

[Николай]

.............

[Ксения]

.............

Многозначительное поэтическое молчание?

[Владимир]

БАЛЛАДА О ЦАРСКОЙ ШУТКЕ
(из Киплинга)

Когда в пустыне весна цветет,
Караваны идут сквозь Хайберский проход.
Верблюды худы, но корзины тучны,
Вьюки переполнены, пусты мошны,
Засыпаны снегом, долгие дни
Спускаются с Севера в город они.

Была бирюзовой и хрупкой тьма,
Караван отдыхал у подножья холма.
Над кухней стоял синеватый дымок,
И о гвозди палатки стучал молоток,
И косматые кони кое-где
Тянули веревки свои к еде,
И верблюды, глухой издавая звук,
Растянулись на четверть мили на Юг,
И персидские кошки сквозь сизый мрак
Фыркали злобно с тюков на собак,
Торопили обед то там, то тут,
И мерцали огни у форта Джемруд.
И несся на крыльях ночных ветров
Запах верблюдов, курений, ковров,
Дым, голоса и звук копыт,
Говоря, что Хайберский торг не спит.
Громко кипел мясной котел.
Отточили ножи — и я пришел
К погонщику мулов Магбуб-Али,
Который уздечки чинил вдали
И полон был сплетен со всей земли.
Добрый Магбуб-Али говорит:
«Лучше беседа, когда ты сыт».
Опустили мы руки, как мудрецы,
В коричневый соус из жирной овцы,
И тот, кто не ел из того котла,
Не умеет добра отличить от зла.
Мы сняли с бород бараний жир,
Легли на ковры, и наполнил нас мир,
На Север скользил разговор и на Юг,
И дым ему вслед посылал чубук.

Великие вещи, все, как одна:
Женщины, Лошади, Власть и Война.
О войне мы сказали немало слов,
Я слышал вести с русских постов:
Наточенный меч, а речи что мед,
Часовой в шинели средь тихих болот.
И Магбуб-Али глаза опустил,
Как тот, кто намерен басни плести,
И молвил: «О русских что скажешь, друг?
Когда ночь идет, все серо вокруг.
Но мы ждем, чтобы сумрак ночи исчез
В утреннем зареве алых небес.
Прилично ли, мудро ли, так повторю,
О врагах Царя говорить Царю?
Мы знаем, что скрыли Небо и Ад,
Но в душу Царя не проникнет взгляд.
Незваного друга проклял бог,
Вали Дад подтвердить бы это мог».

Был отец его щедр на слова и дела,
Кудахчущей курицей мать была,
И младенец рос среди стариков
И наследовал горе несчетных слов
И с ним безумье, — и вот дерзнул
Ждать, что его почтит Кабул.
Побывал далеко честолюбец тот,
На границе, где серых шинелей взвод.

Я тоже там был, но я счастлив,
Ничего не видал, молчал — и жив.
Как дыханье, ловил он молвы полет,
Что «этот знает», что «молвил тот»,
Басни, что мчались из уст к устам,
О серых шинелях, идущих к нам,
Я слышал тоже, но эта молва
Исчезает весной, как сухая трава.

Богом забыт, нетерпеньем объят,
Обратно в столицу скакал Вали Дад,
В полный Дурбар, где был весь двор,
И с Вождем Войны Царь вел разговор.
Густую толпу растолкал он плечом
И, о чем слыхал, рассказал о том.
Красный Вождь улыбнулся — ни дать ни взять
Так на лепет сына смеется мать,
Но тот, кто б смеялся, смеялся зря
Перед темным, как смерть, лицом Царя.
Нехорошо, придя в Дурбар,
Голосить о войне, как будто пожар.
К цветущей айве на старый вал
Его он отвел и там сказал:
«Будут хвалить тебя вновь и вновь,
Доколе за сталью следует кровь.
Русский идет с войной впереди.
Ты осторожен. Так ты и жди!
Смотри, чтоб на дереве ты не заснул,
Будет недолгим твой караул.
Русский идет, говоришь ты, на нас.
Будет, наверно, он здесь через час.
Жди, карауль! А завидишь гостей,
Громче зови моих людей».

Прилично ли, мудро ли, так повторю,
О его врагах говорить Царю?
Стража, чтоб он не сбежал, стерегла,
Двадцать штыков — вокруг ствола.
И сыпался цвет, как снежинки, бел,
Когда, содрогаясь, он вниз глядел.
И волею бога — велик он один! —
Семь дней над судьбою он был господин.
Потом обезумел; со слов людей,
Он прыгал медведем среди ветвей,
И ленивцем потом, и сорвался вниз,
И, стеная, летучей мышью повис.
Развязалась веревка вокруг руки,
Он упал, и поймали его штыки.
Прилично Царя говорить Царю?
Мы знаемли, мудро ли, так повторю,
О врагах , что скрыли Небо и Ад,
Но в душу Царя не проникнет взгляд.
Кто слышал о серых шинелях, друг?
Когда ночь идет, все серо вокруг.
Великие вещи, две, как одна:
Во-первых — Любовь, во-вторых — Война,
Но конец Войны затерялся в крови —
Мое сердце, давай говорить о Любви!

[Владимир]

ПОСЛЕДНЯЯ ПЕСНЯ ЧЕСТНОГО ТОМАСА

Король вассалам доставить велел
Священника с чашей, шпоры и меч,
Чтоб Честного Томаса наградить,
За песни рыцарским званьем облечь.

Вверху и внизу, на холмах и в лугах
Искали его и лишь там нашли,
Где млечно-белый шиповник растет
Как страж у Врат Волшебной Земли.

Вверху синева, и внизу откос,
Глаза разбежались, — им не видны
Стада, что пасутся на круглом бугре...
О, это царицы волшебной страны!

— Кончай свою песню! — молвил Король. —
Готовься к присяге, я так хочу;
Всю ночь у доспехов стой на часах,
И я тебя в рыцари посвящу.

Будут конь у тебя, и шпоры, и герб,
Грамоты, оруженосец и паж,
Замок и лен земельный любой,
Как только вассальную клятву дашь!

К небу от арфы поднял лицо
Томас и улыбнулся слегка:
Там семечко чертополоха неслось
По воле бездельного ветерка.

«Уже я поклялся в месте ином
И горькую клятву сдержать готов.
Всю ночь доспехи стерег я там,
Откуда бежали бы сотни бойцов.

Мой дрот в гремящем огне закален,
Откован мой щит луной ледяной,
А шпоры в сотне лиг под землей,
В Срединном Мире добыты мной.

На что мне твой конь и меч твой зачем?
Чтоб истребить Благородный Народ
И разругаться с кланом моим,
Родней, что в Волшебном Граде живет?

На что мне герб, и замок, и лен,
И грамоты мне для чего нужны,
Оруженосец и паж мне зачем?
Я сам Король своей страны.

Я шлю на запад, шлю на восток,
Куда пожелаю, вассалов шлю,
Чтоб утром и в сумерках, в ливень и зной
Возвращались они к своему Королю.

От стонущей суши мне весть принесут,
От ревущих во мгле океанов шальных,
Реченье Плоти, Духа, Души,
Реченье людей, что запутались в них».

Король по колену ударил рукой
И нижнюю губу прикусил:
«Честный Томас! Я верой души клянусь,
На любезности ты не расходуешь сил!

Я многих графами сделать могу,
Я вправе и в силе им приказать
Позади скакать, позади бежать
И покорно моим сынам услужать».

«Что мне в пеших и конных графах твоих,
На что сдались мне твои сыны?
Они, чтобы славу завоевать,
Просить моего изволенья должны.

Я Славу разинутым ртом создаю,
Шлю проворный Позор до скончанья времен,
Чтобы клир на рынках ее возглашал,
Чтобы с псами рыскал по улицам он.

Мне красным золотом платят одни,
Не желают иные белых монет,
Ну а третьи дают немного еды,
Ибо званья у них высокого нет.

За красное золото, за серебро
Я для знати одно и то же пою,
Но за еду от незнатных людей
Пою наилучшую песню мою».

Кинул Король серебряный грош,
Одну из мелких шотландских монет:
«За бедняцкую плату, за нищенский дар
Сыграешь ли ты для меня или нет?»

Когда я играю для малых детей,
Они подходят вплотную ко мне,
Но там, где даже дети стоят,
Кто ты такой, что сидишь на коне?

Слезай с коня твоей спеси, Король!
Уж больно чванен твой зычный галдеж.
Три слова тебе я скажу, и тогда,
Король дерзнешь, в дворянство меня возведешь!»

Король послушно сошел с коня
И сел, опершись спиной.
«Держись! — молвил Томас. — Теперь у тебя
Я вырву сердце из клетки грудной!»

Томас рукой по струнам провел
Ветровой арфы своей колдовской;
От первого слова у Короля
Хлынули жгучие слезы рекой:

«Я вижу утраченную любовь,
Касаюсь незримой надежды моей.
Срамные дела, что я тайно творил,
Шипят вкруг меня, как скопище змей.

Охвачен я страхом смертной судьбы,
Нет солнца в полдень, настала ночь.
Спрячь меня, Томас, укрой плащом,
Бог знает, — мне дольше терпеть невмочь!»

Вверху синева, и внизу откос,
Бегущий поток и открытый луг.
В зарослях вереска, в мокром рву
Солнце пригрело племя гадюк.

Томас молвил: «Приляг, приляг!
То, что минуло, — рассудит Бог.
Получше слово тебе возглашу,
Тучу сгоню, что прежде навлек».

Честный Томас по струнам провел рукой,
И арфа грянула сгоряча.
При слове втором схватился Король
За повод, за рукоять меча:

«Я слышу ратников тяжкий шаг,
Блестит на солнце копий стена.
Из чащи так низко летит стрела,
Так звучно поет в полете она!

Пусть на этой войне мои стяги шумят,
Пусть рыцари скачут мои напролом,
Пускай стервятник за битвой следит, —
Жесточе у нас не случалось в былом!»

Вверху синева, и внизу откос,
Гнется трава, и пуст небосклон.
Там, сумасбродным ветром звеня,
Сокол летит за сорокой в угон.

Честный Томас над арфой вздохнул
И тронул средние струны у ней;
И последнее слово Король услыхал
О невозвратности юных дней:

«Я снова Принц и без страха люблю
Подружку мою, не в пример Королю,
С друзьями подлинной дружбой дружу,
На добром коне оленя травлю.

Псы мои насмерть загонят дичь,
Могучий рогач залег у ручья;
Ждет у окна, чтоб мне руки умыть,
Возлюбленная подружка моя.

Я истинно жив, ибо снова правдив,
Всмотревшись в любимый, искренний взгляд,
Чтоб в Эдеме вместе с Адамом стоять
И скакать на коне через Райский Сад».

Ветер безумствует, гнется трава,
Плещет поток, и пуст небосвод,
Где, обернувшись, могучий олень
Лань свою ждет, ей прийти не дает.

Честный Томас арфу свою отложил,
Склонился низко, молчанье храня.
Он повод поправил и стремя взял
И Короля усадил на коня.

Он молвил: «Ты бодрствуешь или спишь,
Сидя застыло и молча? Ну что ж!
Мыслю — ты будешь песню мою
Помнить, пока навек не уснешь!

Я Песней Тень от солнца призвал,
Чтоб вопила она, восстав пред тобой,
Под стопами твоими прах раскалил,
Затмил над тобой небосвод голубой.

Тебя я к Престолу Господню вознес,
Низверг тебя в Пекло, в Адский предел,
Я натрое душу твою разрезал,
А — ты — меня — рыцарем — сделать — хотел!»